Патриарх Филарет (Романов): симфония священства и царства

Доклад Владислава Игоревича Петрушко, кандидата исторических наук, кандидата богословия, доктора церковной истории, профессора кафедры общей и русской церковной истории и канонического права Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, в рамках работы круглого стола, посвященного 400-летию поставления Патриарха Филарета (Романова).

После того, как в начале 1613 г. был избран на царство Михаил Федорович Романов, началось постепенное восстановление пережившего смуту Российского государства.

Необходимо было налаживать и полноценную церковную жизнь. Прежде всего, надлежало избрать нового патриарха, однако делать этого не стали. Решено было дожидаться возвращения из плена отца царя — митрополита Филарета, которого единодушно прочили в патриархи. Таким образом в Москве надеялись достичь более тесного союза государства и Церкви в сложное время преодоления последствий смуты. Кроме того, новый царь был молод и неопытен. Ему было нелегко управлять огромной страной, только что пережившей невиданное по масштабам внутреннее потрясение. В лице патриарха-отца молодой и неопытный царь гарантированно получил бы верного и надежного помощника, что содействовало бы укреплению новой династии. К тому же царь Михаил Феодорович, вероятно, исходил и из понимания необходимости соблюсти традиционные представления об иерархии в семье — тем не менее, почтить постриженного в монашество отца он мог только таким способом.

Но у этого решения был еще один аспект — правовой. В Москве по окончании смуты договорились во избежание раздоров признать все чины и пожалования, которые были получены в Смутное время, в том числе — от самозванцев[1]. И коль скоро тушинские бояре вошли в состав Боярской думы царя Михаила, то и достоинство нареченного патриарха, полученное Филаретом в Тушинском лагере, также следовало признать.

Филарет провел в польском плену долгих 8 лет вместе с другими участниками русского посольства, прибывшего к Сигизмунду III под Смоленск. После смуты в России к нему относились с симпатией и состраданием. Былые его связи с двумя самозванцами были позабыты. Напротив, многие помнили о его мужественном поведении под Смоленском, когда он отказался присягать Сигизмунду III и настаивал на переходе в Православие королевича Владислава.

Несмотря на пребывание Филарета в плену, уже с 1614 г. в Русской Церкви его стали поминать как ее предстоятеля с весьма необычным официальным титулом: «великий государь митрополит Московский и всея Руси Филарет Никитич». Нетрадиционными были как титул «великого государя»[2], происходивший из его отцовства по отношению к царю, так и именование его «митрополитом Московским и всея Руси»[3], указывавшее на статус Филарета как нареченного предстоятеля Русской Церкви. Для храмов Патриаршей области его именем даже заочно надписывали антиминсы[4]. В ожидании возвращения Филарета из плена временное управление Русской Церковью с декабря 1613 г. возглавил митрополит Сарский и Подонский Иона (Архангельский).

1 июня 1619 г. по условиям Деулинского перемирия произошел размен пленных, и отец царя возвратился на родину[5]. 14 июня Филарет прибыл в Москву[6]. Вскоре состоялось избрание Филарета на патриаршество[7]. 22 июня 1619 г. было совершено его наречение, а 24 июня — поставление нового патриарха[8]. В наречении поставлении Филарета принял участие патриарх Иерусалимский Феофан, прибывший в Москву за традиционной «милостыней». После «настолования» патриарх Филарет вместе с сыном-царем совершил паломничество в Макарьев Унженский монастырь в Костромском крае, а также к святыням Переславля-Залесского, Ростова, Ярославля и Костромы, в том числе — к Феодоровской иконе Божией Матери, которой Михаил Феодорович был благословлен на царство[9].

Положение патриарха-отца при царе-сыне, разумеется, было совершенно исключительным — ничего подобного прежде в истории России не бывало[10]. Филарет «не токмо слово Божие исправляше, но и земская вся правляше, от насилья многи отня; ни от ково ж в Московском государстве сильников не бысть, опричь их, государей!»[11] Влияние патриарха на царя, а следовательно, и на государственные дела, было весьма велико. Это видно уже из окружной грамоты Михаила Федоровича, направленной 3 июля 1619 г. ко всем воеводам и начальникам городов и областей Российского государства[12]. В ней царь не только называет отца «великим государем», но и сообщает, что инициатива новой переписи населения в стране исходила именно от патриарха и была вызвана его заботой о народе и государстве (прошлая перепись уже не отражала реального состояния дел, отчего страдал простой люд: налоги приходилось платить и за «мертвые души», т.е. погибших и умерших в годы смуты).

Патриарх Филарет также посоветовал сыну в 1619 г. вновь собрать Земский собор. На соборе представители сословий правдиво обрисовали реальное положение дел в государстве. Вообще Земские соборы при царе Михаиле и патриархе Филарете созывались регулярно по важнейшим вопросам жизни страны. Государь старался прислушиваться к голосу народа, что после смуты имело огромное значение для восстановления государства. И в дальнейшем Филарет продолжал активно участвовать в политической жизни России, что имело важное значение по причине молодости государя и его неопытности в государственных делах. Во многом такая ситуация напоминала времена митрополита Алексия и малолетнего Дмитрия Донского. Но что важно, в обоих случаях участие предстоятеля Русской Церкви в политике отнюдь не приводило к утверждению клерикализма в Российском государстве, хотя Филарет воспринимался фактически как соправитель своего сына-царя.

Как пример решения патриархом Филаретом проблемы, в которой тесно переплетались интересы государства и Церкви, можно привести создание им в 1620 г. новой епархии Русской Церкви — Тобольской и Сибирской. Филарет с очевидностью проявлял заботу о Сибири и как патриарх, и как государственник: расширение православной миссии на ее гигантской территории вело к укреплению российской государственной власти в Сибири и облегчало ее освоение. Один из ближайших помощников Филарета — архиепископ Тобольский и Сибирский Киприан (Старорусенников), рукоположенный 8 сентября 1620 г. на новую кафедру, проявил в Сибири незаурядную активность.

Несмотря на хрестоматийный образ патриарха Филарета как человека, якобы малообразованного и некнижного, на самом деле есть все основания, напротив, отнести этого патриарха к числу видных деятелей древнерусской книжной культуры. Прежде всего, об этом свидетельствует весьма обширная по тем временам библиотека, которую собрал Филарет[13]. В ней хранилось около 350 рукописных и печатных книг[14]. Дошедшее до нашего времени эпистолярное наследие Филарета, огромное для того времени (Сохранилось 178 его писем патриарха Филарета к царю Михаилу, невестке и жене, относящихся только к периоду 1619—1631 гг.), также противоречит мнению о нем как не слишком образованном патриархе. Патриарх часто выступал как заказчик многих литературных произведений. Несомненна его причастность к повести о Смуте, получившей название «Рукописи  Филарета»[15]. В ближайшем окружении Филарета также был создан знаменитый «Новый летописец» 1630 г.[16]

Патриарх Филарет хорошо понимал значимость книгопечатания и проявлял об этом сугубое попечение. При его участии типографское дело в Москве бурно развивалось. В 1620 г. был восстановлен старый Печатный двор на Никольской улице, сгоревший во время поджога Москвы поляками в марте 1611 г. При Филарете работало 7 печатных станков[17]. Книгопечатное дело в Москве достигло небывалого прежде расцвета: за время его патриаршества Филарета было издано книг больше, чем за всю предшествующую эпоху, начиная с Ивана Федорова. В послесловиях к книгам нередко указывалось, что они лично свидетельствованы самим патриархом. Филарет и царь Михаил были настолько озабочены тем, чтобы в России поскорее был восстановлен нормальный порядок в церковной жизни, что велели рассылать книги по всему государству исключительно по их себестоимости, не получая от типографского дела никакой прибыли. В Сибирь, где при скудости средств в новоучрежденной Тобольской епархии миссионерские задачи требовали обилия книг, их и вовсе присылали из Москвы бесплатно — царь и патриарх оплачивали книги для Сибири за свой счет[18].

Патриарх Филарет, который на собственном опыте пребывания в польском плену имел возможность ощутить экспансионистские устремления Католической Церкви, оказывал значительное содействие православным верующим в Речи Посполитой, подвергавшимся гонениям. После того, как патриарх Иерусалимский Феофан восстановил иерархию православной Киевской митрополии во главе с Иовом (Борецким), западнорусские архиереи, не признаваемые и гонимые королевской властью, стали искать поддержки в Москве, отношения с которой с этого времени становятся необычайно интенсивными.

В августе 1621 г. Иов (Борецкий) направил в Москву грамоты царю и патриарху, в которых сообщал о своем поставлении на Киевскую митрополию и стремлении противостоять распространению унии. В грамоте митрополит Иов называл Михаила Федоровича «Богоизбранным царем»[19]. Тогда же епископ Перемышльский Исаия (Копинский) направил Филарету послание, в котором называл его «Патриархом всея Великия и Малые России», тем самым намекая на церковное единство Руси и необходимость его канонического восстановления. В декабре 1622 г., во время очередного витка гонений на православных, Исаия (Копинский) направил в Москву послания к царю и патриарху, в которых просил о помощи. К Филарету он вновь обращался как к «Патриарху Великой и Малой России и до последних Великого океяну», а сам подписался как «Вашей святительской милости епископ и эксарх Малой России, земли Киевской». В послании Исаии содержались такие многозначительные слова: «Не имамы бо никакого прибежища и пристанища разве Господа Бога и благочестиваго и православнаго царя московскаго всея Руси самодержца»[20]. Осенью 1624 г. в Москву с грамотой от Иова (Борецкого) к Михаилу Федоровичу и Филарету прибыл печатник из Киево-Печерской лавры иеромонах Памва (Берында). В грамоте Иов обращался к патриарху Филарету как «господину отцу и Пастыру своему» и называл его «пастырем всея России»[21]. В другой грамоте митрополит Иов просил царя оказать помощь «российского ти племени единоутробным людем»[22].

Епископ Луцкий Исаакий (Борискович) от имени Иова (Борецкого) в начале 1625 г. провел в Москве переговоры. с царем Михаилом и патриархом Филаретом. Устами Исаакия иерархи Киевской митрополии прямо предложили Романовым принять западнорусские земли в подданство Московского царя. Однако было очевидно, что ослабленное недавней смутой Московское царство было не в состоянии вступить в военное противоборство за западнорусские земли с Речью Посполитой. Тем не менее, в Москве Исаакию твердо пообещали, что, если притеснения православных будут продолжаться, царь и патриарх окажут помощь гонимым единоверцам.

На протяжении всего периода патриаршества Филарета между Киевской митрополией и Москвой продолжали поддерживаться самые тесные отношения. Эти контакты с православным духовенством Западной Руси, неоднократно засвидетельствовавшим как свою верность Православию, так и стремление к духовному и государственно-политическому единству с Россией, оказали существенное влияние на принятие московским правительством решения вступить в войну с Речью Посполитой. Начавшиеся в июне 1632 г. и продолжавшиеся до середины февраля 1634 г. военные действия имели своей целью, с российской стороны, прежде всего освобождение Смоленска, отторгнутого поляками после смуты. Тем не менее, в Москве рассматривали возможность перенесения, в случае успеха, военных действий на западнорусские земли.

Но Москва не была подготовлена к войне с Польско-Литовским государством должным образом, причем, не только с военной точки зрения. В Москве явно недооценили степень лояльности православного населения Речи Посполитой к польским властям, которая существенно возросла после того, как промосковски настроенный митрополит Исаия (Копинский) был низложен и заменен полонофилом Петром (Могилой). При нем антипольские настроения среди казачества пошли на спад, и большое количество казаков вновь, как и в годы смуты, приняло участие в войне на стороне поляков.

Сильное душевное потрясение, вызванное поражением русских войск в войне за возвращение Смоленска, вероятно, ускорило смерть патриарха Филарета. Он скончался 1 октября 1633 г., в день столь любимого и чтимого им праздника Покрова Богородицы, напоминавшего ему о победе над поляками под стенами Москвы в 1618 г., положившей конец его многолетнему пленению.

Положение патриарха Филарета как предстоятеля Русской Церкви было исключительным. Фактически он «соцарствовал» Михаилу Федоровичу. Прошения и челобитные подавались на имя двух «великих государей» – царя и патриарха. Указы и грамоты по стране рассылались также от лица обоих. Послов от иностранных государей они принимали вместе. Случалось, что патриарх давал прием послам отдельно, но с тем же царским церемониалом, что и его сын. Более того, иногда Филарет единолично принимал решения по государственным вопросам. Но такое «двоевластие» царя и патриарха не приводило к их противостоянию, но способствовало скорейшему водворению порядка в разоренной смутой стране и упрочению династии Романовых. 

Патриарх Филарет как фактический соправитель царя Михаила использовал для укрепления положения новой царской династии, с одной стороны, свой авторитет патриарха, а с другой – заметное ослабление боярства после Смутного времени. В результате ему тихо и бескровно удалось в значительной степени достичь того, чего так и не добились репрессивными мерами ни Иван Грозный, ни Борис Годунов: власть царя была укреплена, и боярство было вынуждено с этим считаться. Это стало возможным во многом благодаря тому, что социальная опора царской власти в это время значительно расширилась. Земские Соборы, столь часто созываемые при Филарете, проводившиеся как бы по традиции, идущей от Народного ополчения, сыграли в этом значительную роль, став существенным противовесом боярству. В результате Романовы, опираясь на средний класс — служилое дворянство и посадских людей — смогли укрепить свое положение. Это была мудрая политика, в значительной степени разработанная патриархом Филаретом. По сути, именно он стал истинным миротворцем России после смуты. Ему государство и Церковь более, чем кому-либо, обязаны водворением порядка и мира в стране.

Однако далеко не всем деятельность Филарета была по душе. Отголоском недовольства проводимой им политикой явственно ощущается в недружелюбном отзыве, который оставил о Филарете архиепископ Астраханский Пахомий[23]. Сам он в годы патриаршества Филарета был простым монахом, который к тому же жил в Вологде и Новгороде и едва ли имел возможность лично знать патриарха. Писал он о Филарете, скорее всего, со слов других лиц: «Божественныя писания отчасти разумел, нравом опальчив и мнителен, а владетелен таков был, яко и самому царю боятися его. Боляр же и всякого чина царского синклита зело точаше заточениями необратными и инеми наказаниями. До духовного же чина милостив был и не сребролюбив. Всякими же царскими делами и ратными владел, а в грамотах и челобитных писали его имя с «-вичем»»[24].

Как видно, милостивый к духовенству патриарх был нелюбим боярами, которые, очевидно, и старались очернить его имя.